«Ты пишешь перстом на песке, а я подошла и читаю…» * Памяти Великого князя Сергия Александровича

Хроника

Скорбной дате – 120-летию со дня трагической смерти учредителя и первого Председателя ИППО Великого князя Сергия Александровича была посвящена панихида у Порога Судных Врат на Александровском подворье в Иерусалиме. Служил клирик Духовной Миссии Русской Православной Церкви Заграницей игумен Иона (Галишников). На поминальном столике пред священником – кутья и большой пирог, которыми после благословения в заключение священнодействия будут угощать посетителей в память бессмертной души Сергия Александровича.

Во время панихиды яркие лучи солнца разверзли серое небо пасмурного понедельника, проникли сквозь окно на высоте шести метров и покрыли теплым светом портрет Великого князя.

«Редко доводится так легко и воодушевленно служить панихиду, такое бывает только у праведников», – произнес по окончании службы игумен Иона, глядя на светлые улыбки сестер Иерусалимского Свято-Елисаветинского сестричества милосердия.

Пятый сын Императора Александра II и Императрицы Марии Александровны Сергий Александрович был жестоко убит 17 февраля 1905 года в Москве у Никольской башни Кремля «адской машиной» - бомбой, брошенной в карету членом «Боевой организации партии социалистов-революционеров». Останки Великого князя, по описанию современников, чрезвычайно элегантного, высокого роста, весьма породистой красоты и замкнутого в себе, покоятся ныне в Новоспасском монастыре первопрестольной.

Спустя тринадцать лет его супругу, Великую княгиню Елисавету Феодоровну, уральские большевики,нанеся смертельные удары тупым предметом по голове, сбросят в Новую Селимскую шахту в 18 км от Алапаевска, швырнут туда гранаты и завалят брёвнами. Ее тело вывезет в Иерусалим с остановками в Чите и Пекине игумен Серафим (Кузнецов).

Тысячи километров рассоединили гробы супругов.Казалось бы – два берега у большой любви. Но это не совсем так…

Возвращаясь в прошлое, не доверяя четкости и отточенности памяти, достаю из разных папок и коробок записки. Главная «копилка времен былых», живущая в когнитивных недрах человека, носит печать безоговорочного правила – скелет соответствует действительности, однако все, что покрывает каркас, обрамлено расплывчатым, поверхностным характером. Древние египтяне, греки и римляне пользовались скорописцами, владеющими искусством стенографии. Таковых у меня быть не могло, как и не располагал я техническими средствами сохранения мемуаров. Многие встречи и разговоры были мною «запечатаны» в виде коротких набросков, но не всегда и не все.

Десятки лет пролегли между тем временем и воспоминаниями… Ноги мои в очередной раз коснулись Святой Земли. На вокзале монах Иоасаф(Костельчук) встретил меня на своем красном автомобиле Ford Pinto. Блеск синевы его глазрадостно приветствовал все еще юного ротозея. Сердце мое вновь билось в такт мыслям, мол, какое счастье окунуться в святая святых библейского Града Давидова, где обитают «настоящие, живыеАнгелы, незаметно выглядывающие из-за древних каменных построек и излучающие чудеса святынь».Багаж моих знаний и прожитого еще совсем легкий, однако, взвалив на плечи котомку размеров броских,я вышел на дороги отведенной мне доли хранителя ноши ярких судеб.

О величественном храме Марии Магдалины в Гефсимании, воздвигнутом в память Императрицы Марии Александровны и упокоенным под его спудом прахом Великой княгини Елисаветы Феодоровны, знал я совсем мало, поверхностно. Инок Иоасаф настоятельно предложил ознакомиться.

Описывать красоты и грусть пережитого не стану, но в заключение осмотра состоялась встреча с гефсиманской игуменьей Варварой (Цветковой). Она занимала покои в небольшом «нижнем» домике «Великого князя», в углу Гефсиманского участка –замечательном сооружении в память Великого князя Константина Николаевича и его внучки, Великой княгини Александры Георгиевны. На запад от «великокняжеского домика», прилегая к нему,большой камень. Как гласит предание – место явления Божией Матери св. апостолу Фоме.

Игуменье Варваре было сложно сидеть, спина давала сбои, осанка утратила былую молодость. Онавозлежала на старинном шезлонге, в моей памяти он сохранился, как оббитый темно-бордовым бархатом. Матушка Варвара усадила меня на небольшой тюфячок напротив себя – «чтоб глаза твои видела». Она долго рассказывала о «дивной Божественной Силе Любви Божией и Премудрости Его, которые испытала и видела Чудеса Ея», о Великой княгине Елисавете Феодоровне, которую впервые встретила на открытии гимназии, основанной отцом игуменьи, директором банка Николаем Алексеевичем Цветковым, обретшим вечный покой в Ницце на русском кладбище Кокад. Говорила ли м. Варвара о маме и проживавшей здесь же в Гефсимании родной сестре монахине Сергии - красавице, потерявшей зрение, некогда трудившейся у Великой княгини в Марфо-Мариинской обители в Москве, не припомню, и мои записки об этом молчат.

Выказывал ли я большой интерес покорно вниматьее словам, сидя на тюфячке? Соответственно моему возрасту, когда вся жизнь впереди, – и да, и нет. Безропотно слушал, не догадывался, что у игуменьи Варвары была своя стратегия и свой план действий, которым я подчинюсь.

«Велик Господь, во всем мы видим Его десницу, охраняющую, ограждающую, направляющую и указующую многое», – как из мира другого звучал ее голос. Несмотря на преклонный возраст, матушка Варвара не отвлекалась, не повторялась, ясномыслила, до конца своих дней она старалась поддержать угасающий костер воспоминаний о Старой России, которую в сердце унесла с собой и сейчас, в Гефсиманском саду, бережно хранила в пеленах безграничной любви.

Пройдут годы, насельницы Вифанской общины будут мне рассказывать, что м. Варвара была человеком строгим, с железным характером, и если предыдущая игуменья, англичанка по происхождению Мария (Робинсон), «иногда позволяла себе видеть мир другими глазами», мир,противоречащий ее главной помощнице Варваре, то могла ощутить на себе ее гнев. Было ли это так, мне сложно судить, ко мне она относилась с умиротворенной улыбкой, проницательно изучая глубину моих глаз и движение каждого мускула на лице. Но я-то был только гость на один день… и смиренный слушатель.

В «великокняжеском доме» начальница Вифанскойобщины Мария (Робинсон) уже в тридцатые годы создала игуменскую, канцелярию, кельи и пристроила к нему небольшую кухню, в которой меня накормили.

Наук в университетах эмпатии я не обретал, но с неотъемлемым моей души пиетизмом, унаследованном от матери, слушал воспоминания м. Варвары о трагической судьбе Великой княгини Елисаветы Феодоровны. И перст… о котором я должен буду «молчать полжизни, до времен других» – в форме наказа произнесла игуменья. Довольно часто меня будоражили мысли: как исчисляются годы полжизни, где и когда их начало? Как отличить настоящую «тайну» от одного из характерных возрастных симптомов прожившего длинную жизнь человека, загадочно полушепотом отдающего наказ:«все поведанное держать под замком»? В сердце нет окна – в него не заглянешь. Несколько раз, когда мне казалось, что время созрело, садился писать об этом, однако вновь откладывал.

Итак… сыну С. В. Арсеньева, бывшего Императорского Генерального консула в Иерусалиме, Василию Арсеньеву удалось после революции вывести хранившийся в Марфо-Мариинской обители в Москве ковчег, в котором был уложен перст Великого князя Сергия Александровича, найденный спустя несколько днейпосле убиения на мостовой в Кремле. ВасилийАрсеньев с согласия Главы Дома Романовых Великого князя Кирилла Владимировича передал ящичек в Берлине архиепископу Серафиму (Ладе) для пересылки Первоиерарху РПЦЗ митрополиту Антонию. В Сремских Карловцах, местопребывании Архиерейского Синода Русской зарубежной церкви, коробку вручили архиепископу Анастасию (Грибановскому) для положения в усыпальнице Великой княгини Елисаветы Федоровны в Иерусалиме. Многие годы ковчег лежал на домовинеВеликой княгини, вызывая размышления у м. Варвары и игуменьи Марии, насколько это правильно. Не единожды они задавались вопросом:как быть? Обе монахини толковали библейские слова в чине отпевания – «яко земля еси, и в землю отыдеши». Приближалась дата со дня страшной гибели Великого князя Сергия Александровича…

Место захоронения перста - клумбу на открытом солнечном месте они засадили канной индийской (Canna indica), многолетним красным цветком. Его окраска олицетворяла кровавую трагедию пред Никольской башней Кремля. «Бутон цветка поначалу напоминает благородный палец, однако, когда он расцветет – превращается в пламенное сердце», –уверенно говорила матушка Варвара, глядя мне в глаза. «А вот рано утром бывает на листьях влага – это слезы радости Ангела Москвы!».

К моему следующему приезду матушка Варвара обещала подарить мне четки из отборных семян этих красивых «канн» - от греческого слова тростник. Cияющее растение – символ кровопролитных междоусобиц. Легенда гласит, что цветок возник из сгоревшего папируса, на котором был изложен мирный договор между двумя враждующими сторонами. Предводитель агрессивного племени вскоре решил идти дорогой войны, бросил соглашение о мире в огнище. Из пепла взошли алые канны, чьи соцветия стали напоминать трепещущие языки пламени, как и покачивающийся по ветру, залитый кровью папирус.

Перст «настоящего Ангела Доброты», как писала брату об обожаемом ею супруге и Учителе Великая княгиня Елисавета Феодоровна, покоится в земле, рядом с ней в Святом Граде. Он, указательный палец - символ силы и мудрости, на котором некогда носили «перстень провидения» или «перстеньсудьбы». Возможно, в нем скрыта тайна их вечного и неразрывного союза, но тайна сия принадлежит исключительно им.

На прощание матушка Варвара подарила мне портретное фото Елисаветы Феодоровны в облачении настоятельницы Марфо-Мариинской обители в Москве.

На следующий день я посетил женский Спасо-Вознесенский монастырь на Елеоне, где мне матушка игуменья Тамара (княгиня Мухранская-Багратион) читала стихи своего папа́, прекрасного поэта Великого князя Константина Константиновича. «Вы мой единственный слушатель за последние годы, здесь никому поэзия не нужна», - печально произнесла она, глядя на меня не утерявшими голубизны «Романовскими глазами». Здесь же я познакомлюсь с прибывшей несколько лет назад из Канады в качестве наместницы в Гефсимании, бывшей настоятельницей Св. Ольгинской общины монахиней Феодосией (Барановой). Вскоре матушка Тамара уйдет на покой, наместница м. Феодосия воссядет на игуменский трон – кресло, указывающее на главенство в монастыре. Даст Бог, обязательно напишу воспоминания, посвященные и этим двум, столь милым и дорогим моему сердцу игуменьям.

Спустя год я вновь в Иерусалиме. Матушка Варвара заметно ослабла, тем не менее радость от встречи дарит ей волну сил. Она жаловалась на безразличие ее подопечных, звучали нотки недоверия к ним. «Что будет с дорогими русскому православному человеку портретами Августейшей Семьи Дома Романовых, когда меня не станет? Они глухи к истории, в затылок мне дышат своими пустыми мыслями о великом наследии России, о памяти наших мучеников». Изъявив личное пожелание – «чтобы не оказалось никому не нужным» – м. Варвара передала мне часть вещей, обнаруженных в Напольной школе в Алапаевске после убиения Великой княгини Елисаветы Феодоровны и вывезенных в Иерусалим игуменом Серафимом (Кузнецовым). На прощание она произнесла: «Оптинские старцы мне подсказали. Храните, очень бережно храните»!

P. S.

К торжеству перенесения свв. мощей новомученицВел. кн. Елисаветы Федоровны и инокини Варвары в 1982 году вспомнили о «персте на домовине». Архиерейский Синод РПЦЗ запросил сведения у Начальника Миссии архимандрита Антония (Граббе).

«Согласно сообщению, полученному мною от бывшего начальника Миссии, ныне Архиепископа Лос-Анжелосского и Южно-Калифорнийского АНТОНИЯ, в крипте, где находились гробницы навомучениц Вел. Кн. ЕЛИЗАВЕТЫ и инокини ВАРВАРЫ, была также бархатная коробочка-ковчежец, с некоторыми вещами, принадлежавшими Вел. Княгине, и перстом Вел. Кн. Сергея Александровича. Эта коробочка-ковчежец, действительно, находилась все время в крипте и лежала на гробнице Вел. Княгини. Я эту коробочку сохранил до сего дня, не зная фактически, что должно в ней находиться, хотя и открывал ее, не изследуя ея содержания.

Когда я понял, со слов Владыки Антония, что именно в этой коробочке должен был находиться перст Великого Князя, я ее снова открыл и тщательно разсмотрел ея содержание: 2 ленты закладки, с приклеенными надписями по-немецки, 5 перламутровых крестиков, маленькая железная иконка, преп. Сергия Радонежскаго, прицепленная к крышке булавочкой и записка, написанная рукой Вл. Антония: «Часть руки Вел. Кн. Сергия Александровича передана для хранения в гробнице В. Кн. Елисаветы Феодоровны Митрополитом Анастасием. 4/17 сент. 1939 г. Арх. Антоний».

Только тщательно ощупав коробочку, я заметил, что к крышке изнутри, была пришита отдельная подкладка, к которой и была прицеплена булавочкой иконка преп. Сергия Рад. Отняв эту подкладку, я увидел, что это был как бы мешочек, наполненный ватой, в котором, по всей вероятности, и лежал перст Вел. Кн. Сергия Александровича, но сейчас там НИЧЕГО НЕ БЫЛО.

Я сразу же позвонил б. начальнику Миссии, архимандриту о. Димитрию и спросил его, не знает ли он что-либо о судьбе перста Вел(икого) Кн(язя). Отец Димитрий ответил мне, что никогда коробочку не открывал, что она всегда хранилась в крипте на ответственности м. игумении Марии и м. Варвары. К сожалению, м. игумения Варвара сейчас находится в таком состоянии здоровия, что нет никакой возможности узнать от нея, что сталось с содержимым коробочки».